Происхождение и мотивы использования образа звезды в литературе. Символика образа звезды в произведениях русской литературы XIX-XX веков

Выполнила: ученица 11 Г класса Ангелёвская Виктория Руководитель: учитель русского языка и литературы Суркова Анжелика Николаевна Пермь 2007 Оглавление.

Введение…………………………………………………………………………. 2 1. Образ Вифлеемской звезды как основополагающий образ звезды в русской литературе……………………………………………………………. 4 2. Образ звезды в русской литературе……………………………………… 11 Звезда Иннокентия Анненского ………………………………………… 11 Голубая звезда Бориса Зайцева ………………………………………… 12 Звезда Владимира Маяковского ………………………………………... 18 3. Звезда как образ свободы в русской литературе………………………. 21 Звезда Пушкина …………………………………………………………. 22 Звезда Максима Горького ………………………………………………. 23 Звезда Пшенина …………………………………………………………. 24 Заключение……………………………………………………………………. 27 Список использованной литературы……………………………………… 31 Введение. Часто ли мы встречаемся с образом звезды в литературе? Ответ на этот вопрос, думаю, очевиден: да. Более того, возможно, с ним мы встречаемся даже чаще, чем с любым другим идейным образом. Мало найдётся таких прозаиков – и уж тем более мало найдётся поэтов, - которые не использовали образ звезды хотя бы в одном из своих произведений. Заёзды над нами сияют одни и те же, но видим мы их все по-разному. Для каждого небесное светило обретает свой глубоко субъективный, сокровенный смысл. Образ этот, как правило, является одним из самых таинственных и неоднозначных: согласитесь, не сравнить звезду как символ, скажем, с жёлтой розой, ассоциируемой у нас зачастую только с изменой.

Именно своей многозначностью образ звезды вызвал во мне интерес, ибо многозначность единого символа является, как правило, лишь разветвлением от основного, первичного, значения символа.

Исследуя звёзды в русской литературе, мы постараемся выявить у них так называемый «общий стержень», т.е. сходные черты в основе данных образов в произведениях разных авторов, а они есть несомненно. Звёзды – это общеизвестный символ, а у всего символического неизбежно есть первично-общее, т. к. истоки символики лежат в первобытном обществе.

Появление словесного выражения абстрактных понятий в русском, к примеру, языке относится к эпохе II – VII в н. э (11, 435). До этого же все отвлечённые существительные изображались посредством визуальных символов. Из сознания людей античности в современность перекочевало огромное число так называемых «типичных, или типических, символов» (например, водоём как утроба (10, 147)). На их основе даже была построена теория толкования сновидений (10, 144) в рамках психоанализа (согласно которой, например, выход из воды или заход в неё – символ рождения). Таким образом, цель работы – выявить мотивы обращения прозаиков и поэтов к образу звезды, обнаружить основное значение этого символа. В связи с этим сформулируем следующие задачи: обратиться к истокам образа звезды, понять, с какого времени и почему люди стали обращаться к изучаемому образу; проследить его развитие в русской литературе на протяжении наиболее близкой нам эпохи – эпохи XIX и XX веков, расцвета русской литературы; определить, чт в каждом изучаемом авторском произведении символизирует образ звезды, постараться рассмотреть последний со всех сторон; сопоставить изучаемые образы с самым первым образом звезды, взятом из Библии и ставшим одним из главных символов христианской церкви – Вифлеемской звездой; выявить общее и различное (основное назначение всех звезд-символов и отдельные оттенки значения каждого данного образа) в изучаемых произведениях; объяснить, почему и в какие моменты «служители русского слова» обращались к образу звезды. В основном мы, конечно, будем обсуждать произведения поэтические просто потому, что именно для поэзии характерно образное, символическое изображение реалий мироздания. XIX - XX века я беру для рассмотрения потому, чтобы рассмотреть как «Золотой», так и «Серебряный века» русской литературы, определить, есть ли в этой связи принципиальные различия в изучаемом нами образе. 1. Образ Вифлеемской звезды как основополагающий образ звезды в русской литературе. С древних времен люди пытались объяснить существование этих маленьких точек в темном необъятном небе; нет образа более таинственного и многозначного в литературе как древней, так и современной, чем образ звезды.

Наверняка каждый слышал такие выражения, как «под своей звездой» или «звезда его погасла»: появление их относится еще к древнему тексту Ветхого Завета.

Согласно библейскому мифу, нет в мире человека, которому не сопутствует свет одного из небесных светил. В существование зависимости жизни людей от небесных тел верили греки, римляне, персы и другие народы. Итак, разговор мы начнем с образа той звезды, чьим светом было озарено начало Новой эры, чьему появлению и по сей день пытаются найти объяснение как учёные-мифологи, так и некоторые астрономы, называя её то кометой, то ярчайшей вспышкой света в месте совпадения в одной точке относительно Земли света наиболее ярких планет: Юпитера, Сатурна и Марса. Имя ей – Вифлеемская звезда. Я предполагаю, что Вифлеемская звезда является прообразом звезды в русской литературе и литературе вообще, поскольку именно в ней воплощены во всей полноте те символические значения, что мы по сей день придаём небесным светилам в своём сознании.

Следует отметить, что неслучайно то, что истоки образа звезды относятся к теме христианства. Миф о Вифлеемской звезде мы встречаем в начале Нового Завета, в главе «Поклонение волхвов» (8, 230-235). До появления на свет Божьего сына по всему Востоку было распространено убеждение, что в ближайшее время, причем именно в Иудее, должен родиться Спаситель мира, Которому будут поклоняться все народы. Об этом напряженном ожидании Царя Иудейского свидетельствуют в своих произведениях историки Корнелий Тацит («Истории»), Светоний Транквилл («Жизнь Веспасиана») и Иосиф Флавий («Иудейская война»). Вергилий в своей поэме «Буколики» за 40 лет до Рождения Иисуса Христа писал: «грядет новое время, грядет событие, к которому давно стремится история – космического, вселенского масштаба, дающее времени новый отсчет». Именно за это пророчество Вергилия изобразили на стенах притвора Благовещенского храма в Московском Кремле (12). Считается, что о грядущем Рождестве Спасителя и о предшествующей ему звезде говорится и в Книге чисел (глава 24, стих 17) Ветхого Завета: «Восходит звезда от Иакова и восстанет жезл от Иакова». «Ещё Иосиф и Пресвятая Матерь Божия с Младенцем Иисусом оставалась в Вифлееме, как из далекой страны с востока (из Персии, или Вавилонии) пришли в Иерусалим волхвы.

Волхвами или мудрецами назывались ученые люди. Они занимались наблюдением и изучением звезд. В то время люди верили, что при рождении великого человека появляется на небе новая звезда.

Многие язычники, наученные рассеявшимися иудеями, знали о грядущем в мир Мессии – Великом Царе Израильском, Который покорит весь мир.

Поэтому ждали, что когда родится этот Царь, то на небе появится новая звезда.

Волхвы же эти были люди благочестивые, и Господь, по милости Своей, дал им такое знамение – на небе появилась новая, необычайная звезда.

Увидев эту звезду, волхвы сразу поняли, что ожидаемый Царь уже родился. Они собирались в путь и пошли в столицу иудейского царства, Иерусалим, чтобы узнать там, где этот Царь родился, и поклониться Ему. В Иерусалиме волхвы стали спрашивать: «Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему». Царь Ирод, услышав это, встревожился: он был человек весьма жестокий и очень подозрительный. По одному подозрению он предавал казни своих собственных детей. А теперь он особенно испугался, боясь, как бы у него не отняли власть и не передали царский престол новорожденному Царю. И все жители Иерусалима заволновались, узнав о такой вести. Ирод собрал к себе всех священников и книжников - то есть людей, изучавших книги Священного Писания, и спросил их: «Где должно родиться Христу?» Они ответили: «В Вифлееме иудейском, потому что так написано у пророка Михея». Тогда Ирод тайно призвал к себе волхвов, выведал у них время появления звезды, послал их в Вифлеем и сказал: «Пойдите и там хорошенько все узнайте о Младенце, и когда найдете Его, придите и скажите мне, чтобы и я мог пойти поклониться Ему». На самом же деле Ирод задумал убить родившегося Царя.

Волхвы, выслушав царя Ирода, пошли в Вифлеем. И снова та самая звезда, которую они видели прежде на востоке, появилась на небе и, двигаясь по небу, шла пред ними, указывая им путь. В Вифлееме звезда остановилась над тем местом, где находился родившийся Младенец Иисус. В это время святой старец Иосиф и Пресвятая Дева Мария с Младенцем жили в городе, в доме, куда они перешли из пещеры, так как народ после переписи стал расходиться.

Волхвы вошли в дом и увидели Младенца Иисуса с Матерью Его. Они поклонились Ему до земли и поднесли Ему дары свои: золото, ливан (ладан) и смирну (драгоценное, благовонное масло). Своими дарами волхвы показали, что родившийся Младенец Иисус есть и Царь, и Бог, и человек.

Золото они принесли Ему, как Царю (в виде дани или подати), ладан, как Богу (потому что ладан употребляется при богослужении), и смирну, как человеку, который должен умереть (потому что умерших помазывали и натирали тогда благовонными маслами). После этого волхвы хотели возвратиться в Иерусалим к Ироду, но получили от Бога во сне повеление не возвращаться к Ироду. Тогда они пошли по другой дороге, прямо в свою землю.

Предание сохранило имена волхвов, которые потом стали христианами, это были: Мельхиор, Гаспар и Валтасар.

Память их св.

Церковью празднуется в день Рождества Христова». (Перевод Евангелия от Матфея, гл.2, 1-12) Рассматривая Вифлеемскую звезду как идейный образ, мы видим три основных ее предназначения: звезда как символ отдельной человеческой жизни, отдельной человеческой судьбы, звезда как указатель пути, освещающий дорогу к наивысшей, святой, цели, и звезда как символ чистейшей всеобъятной любви.

Посредством звезды в этом коротком предании раскрывается идея пути мудреца.

Несомненно то, что звезда, внезапно возникшая в небе, - это проявление божественной силы. Она не взялась ниоткуда; как и у любой другой звезды, у звезды Вифлеема было собственное исключительное предназначение. Она есть Божий путь.

Мудрый же человек (коими и являются волхвы) всегда следует Божьей воле, он старается следовать Его пути.

Именно с появления Вифлеемской звезды, озарившей рождение Иисуса, начался свет Любви в человеческом мире. Любви бескорыстнейшей и бескрайней, Божественной любви.

Именно в день рождения Христова Любовь пришла к людям, воплотившись в конкретный образ пророка Иисуса и его Звезды * . Что же касается звезды как символа чьей-то жизни, то этот образ перекликается с образом нити мойр еще из древнегреческой мифологии (13). Мойры - это богини судьбы, три сестры, дочери Ночи. Их имена — Лахесис ('дающая жребий'), Клото ('прядущая') и Атропос ('неотвратимая'). Считалось, что Лахесис назначает жребий еще до рождения человека, Клото прядет нить его жизни, а Атропос неуклонно приближает будущее, ножницами отрезая нить жизни. В римской мифологии им соответствуют парки. Парки, римские богини судьбы, при рождении ребенка определяли его судьбу в виде нити, которую они пряли, отмеряли и отрезали. В отличие от греческих мойр, печальных, погруженных в работу дев, римские парки — злобные человеконенавистницы.

Обычно они представлены в образе ужасных старух.

Подобно нити, сотканной при рождении человека, звезда загорается в небе, сияет, пока он живет, и падает, когда он умирает, подобно отрезанной ножницами богини судьбы нити. И если нить судьбы принадлежит в древнегреческой и древнеримской мифологии трем печальным или злобным старухам, то звезда-покровительница является проявлением Божьей воли. Кроме того, как символ существования восьмиконечная Вифлеемская звезда являет собой образ православного бытия: Бог сотворил весь мир за шесть дней, то есть периодов Творения.

Сейчас мы живем в седьмой день, в седьмой период, который начался после создания первого человека — Адама , а закончится Страшным Судом и концом света. Но после него наступит восьмой день — Вечность, та самая Вечность, к которой стремится каждый верующий христианин. Этот-то восьмой день и символизирует восьмиконечная звезда. Она показывает нам, что, родившись телесно и придя первый раз на землю, Господь тем самым открыл возможность для Своего Второго пришествия на Страшный суд при конце мира (16). Существует также другая версия (16) объяснения восьмиконечности Звезды Иисуса: восьмерка ассоциируется с идеей обновления, воскрешения. Концы звезды имеют собственное значение согласно тому, как определяющие идеализированную людскую сущность понятия должны быть распределены по человеку: четыре конца обозначают тело, еще три — душу и один конец — божественный. Число восемь объединяет, таким образом, необходимые условия для рождения новой жизни.

Согласно мнению Климента Александрийского, Христос помещает под знак восьмерки того, кого Он воскрешает. Эти три идейных смысла образа Вифлеемской звезды тесно переплетаются между собой: сложно один из них отделить от двух других. Это подтверждают строки одного из лучших поэтов (хотя и непризнанного эпохой) XIX века Афанасия Фета (14): Ночь тиха. По тверди зыбкой Звезды южные дрожат. Очи Матери с улыбкой В ясли тихие глядят. Ни ушей, ни взоров лишних, - Вот пропели петухи - И за ангелами в вышних Славят Бога пастухи. Ясли тихо светят взору, Озарен Марии лик.

Звездный хор к иному хору Слухом трепетным приник, - И над Ним горит высоко Та звезда далеких стран: С ней несут цари Востока Злато, смирну и ливан. 1842 В этих строках, несмотря на высокую точность содержания, красиво и гармонично, на мой взгляд, передан сюжет мифа о Вифлеемской звезде. Если проследить состояние звезд в начале и в конце стихотворения, можно заметить разительную перемену: в начале южные звезды (каждая из которых представляет собой судьбу отдельного жителя Иудеи) «дрожат по тверди зыбкой» (небо, олицетворяющее хоть и твердое, но оттого не более надежное, иудейское государство во главе с прочно установившимся на троне царем Иродом), в конце же они прислушиваются к «иному хору» - к песне Любви и Мудрости, исходящей от «звезды далеких стран», горящей «над Ним». Подобно сиянию, исходящему от Младенца и озаряющему лик Матери, озаряет звезда Вифлеема путь «царей Востока». Как мы видим, образ звезды опять же сопровождается мотивами Божественной любви, образа пути мудреца к заветной цели и образа отражения человеческой жизни. 2. Образ звезды в русской литературе.

Проходят годы, века: человечество вступает в конфликты, усугубляет их и пытается как-то решить.

Литература не отстаёт от мирового развития: она пытается объяснить, понять и предугадать последствия мировых кризисов, войн и революций, состояние общества в эпохи социального перелома. Итак, каким же значением наделяют образ звезды русские писатели и поэты? Я не буду затрагивать большого количества произведений, я лишь приведу несколько примеров, чтобы показать, что, несмотря на индивидуальные особенности творчества каждого прозаика и каждого поэта, в основном их ощущения, впечатления от таинственных светил имели общее направление в передаче образа звезды.

Звезда Иннокентия Анненского . Символом ещё не обсуждаемой нами любви – любви мужчины к женщине – стала звезда Иннокентия Анненского (17). Среди миров Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Её любил, А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело, Я у Неё одной молю ответа, Не потому, что от Неё светло, А потому, что с Ней не надо света. 3 апреля, 1909. Наблюдается некоторое переплетение образа звезды Анненского с образом Вифлеемской звезды: здесь так же, как и в библейском мифе, звезда символизирует собой некую жизнь, здесь это - некий женский образ. Это женщина, бесконечно далёкая от лирического героя. Звёзд в небе много, но поэту нужна одна-единственная, не такая, как все остальные. В отличие от Вифлеемской звезды необычайность данного образа заключается не в самом её предназначении или принадлежности звезды кому-то (« не потому, что от Неё светло»). Её исключительность заключена в самом герое и определяется его стремлением к ней («А потому, что с Ней не надо света»). Женщина, единственно нужная лирическому герою, может фактически существовать, а может и не существовать (не случайно стихотворение не посвящено поэтом какой-то конкретной девушке), но образ её навсегда запечатлен в сердце автора, как свет далёкой звезды, сияющей с небосклона. Можно сказать, что Звезда у Анненского представляет собой авторский идеал: он верит в Неё, надеется на Неё и привязан к Ней. Образ Её весьма абстрактен и безнадёжно далёк: возможно, никогда не коснуться поэту этого идеала, ведь нет такой женщины, которая не была бы похожа на тех, «других», с которыми он «томится». Не случайно Анненским был выбран образ звезды: не найти в мире чего-то более недостижимого, чем звёзды. Таким образом, если рассматривать тему пути в этом стихотворении, то путь лирического героя здесь бесконечен, цель, возможно, недосягаема. Итак, если Вифлеемская звезда является предзнаменованием воцарения Добра и Любви в мире, то Звезда Анненского – это далёкая, затерявшаяся среди «мерцающих светил» мечта, дарящая успокоение и надежду, но обречённая остаться на небосклоне, лишь издали согревая сердце героя.

Голубая звезда Бориса Зайцева. Образ звезды в романе «Голубая звезда» вводится после лаконичного описания жизненного пути Христофорова: «много раз уже в его бродяжной, нескрепленной жизни приходилось ему гостить и жить у разных людей. Он знал, как берут свой чемоданчик и являются под благосклонный кров». «Христофоров шел с непокрытой головой. Ночь была синяя, прозрачная и теплая. На востоке светлело. Там виднелась крупная, играющая звезда.

Христофоров поднял голову. И тотчас увидел голубую Вегу прямо над головой. Он не удивился. Он знал, что стоит ему поднять голову, и Вега будет над ним. Он долго шел, всматриваясь в нее, не надевая шляпы» (4, 278). В этих словах все сказано. Все, что будет звучать дальше, только лишь развитие заданного мотива. Вега как нечто единственно родное Христофорову, член семьи, о которой в романе не сказано ровным счетом ничего… Это и мать, заботящаяся и оберегающая, и жена, готовая всегда поддержать. Она – талисман, сопровождающий героя повсюду. Она – та единственная, перед кем он открывается практически полностью, что символизирует снятая и так и не надетая в ту ночь шляпа. Как всегда в произведениях Зайцева, все то, что вызывает у самого автора светлые и добрые чувства, окрашено им в голубые и золотые оттенки. Это и монастырь, «глядящий золотыми глазами из дубов» в «засиневшем лесу» (4, 289) (а, как известно, Зайцев был глубоко религиозным человеком, в его произведениях нередко можно встретить глубоко христианский мотив). Это и впечатления от атмосферы, в которой проводились потрясшие воображение Христофорова лошадиные бега: «открылся вольный свет, голубой воздушный простор» (4, 300). «Голубоватый отблеск» Христофоров видел в глазах любимой Машуры и в милой беззаботной Лабунской, которые так ему нравились и с которыми ему так легко было найти общий язык. Сам Христофоров (образ которого можно даже сопоставить с князем Мышкиным - или князем Христом - Достоевского, ведь даже фамилия зайцевского героя созвучна со святым именем Христа), столь дорогой писателю персонаж, также голубоглазый.

Поэтому неслучайно то, что в качестве путеводной звезды Христофорова Зайцев выбирает именно голубую Вегу. На протяжении романа мы ясно улавливаем доброе отношение Зайцева к Христофорову: умиление тем, как по-детски приветлив его открытый взгляд, восхищение естественностью, которым одаривает автор окружающих Христофорова персонажей («Он странный, но страшно милый. И страшно настоящий, хотя и странный» (4, 285), «Вы, по-моему, очень чистый и не такой, как другие…» (4, 310-311), «Вот, младенца этого обучу этому ремеслу!» (4, 325)). И читатель так же, как и герои романа, поддаётся симпатии Христофорова, и это неудивительно. «Христофоров курил, слегка наклоняясь над перилами. Внизу бездна – далёкая, тихая улица; ему казалось, что сейчас всё мчит его какая-то сила, от людей к людям, из мест в места. ,,Всё интересно, все важно, - думал он, - и пусть будет всё’’. Он вдруг почувствовал неизъяснимую сладость – в прохождении жизнью, среди полей, лесов, людей, городов, вечно сменяющихся, вечно проходящих и уходящих. ,,Пусть будет Москва, какой-то Ретизанов, кофе на заре, бега, автомобили, Анна Дмитриевна. Это всё жизнь’’» (4, 295) - разве можем мы остаться равнодушными после этих слов? Ведь мы словно чувствуем, что, окажись мы рядом с этим излучающим жизнелюбие и благодушие человеком, мы обязательно полюбимся ему.

Просто он любит всё, что его окружает, и своей любовью он способен приносить добро. Точно Иисус, озаряет он лица героев романа; подобно Вифлеемской звезде, озаряет Вега путь ему и всем, кто его окружает (вспомним, как он посоветовал, будто проповедник, Лабунской уехать в Европу, хотя это должно было сопровождаться страшным горем приятеля Христофорова Ретизанова, или как он одним только своим появлением в жизни Машуры натолкнул девушку на мысль о то, что разрыв помолвки с Антоном освободит её). Вот отрывок из одного ночного диалога Христофорова с Машурой (4, 286-287): - Это что за звезда? – спросила она громко. – Вон там? Голубоватая? - Вега, - ответил Христофоров. - А!.. – протянула она безразлично и пошла в глубь сада.

Сделав небольшой тур, вернулась.

Христофоров стоял у входа, прислонившись к колонне. - В вас есть сейчас отблеск ночи, - сказал он, - всех ароматов, очарований… Может быть, вы и сами звезда или Ночь… Машура близко подошла к нему и улыбнулась ласково. - Вы немного… безумный, - сказала она и направилась в дом. С порога обернулась и прибавила: - Но, может быть, это и хорошо.

Машура не скрывала, - она тоже была взволнована. Весь этот разговор был неожидан и так странен… Так звезда оказалась своеобразным указателем двух людей друг на друга.

Оказавшись замеченной Машурой, она выявила человека, духовно близкого Христофорову, человека из его мира. Оба они почувствовали таинство этого «звездного откровения», свою крепкую связь, освященную ночным мерцающим небом… Немного позже Христофоров скажет Машуре: «У меня есть вера, быть может, и странная для другого: что эта звезда – моя звезда-покровительница. Я под нею родился. Я ее знаю и люблю. Когда ее вижу, то спокоен. Я замечаю ее первой, лишь взгляну на небо. Для меня она – красота, истина, божество. Кроме того, она женщина. И посылает мне свет любви. В вас часть ее сияния.

Потому вы мне родная.

Потому я это и говорю» (4, 338). Можно даже сказать, что автор, делая образ звезды центральным в романе, позволяет себе немного поиграть им. Он говорит о безутешно и безнадёжно влюбленном спирите Ретизанове: «В то время как звезда его укладывала чемоданы, чтоб начать светлое и бездумное странствие, гении дали радостнейшие советы.

Ретизанов лежа бормотал что-то, мечтал, и его душа была полна счастия и надежды» (4, 370). Зайцев направит путь талантливой танцовщицы Лабунской в Европу, оставив Ретизанова в одиночестве в родной Москве.

Сравнивая героиню со звездой, автор подчеркивает неприкасаемость, недоступность, самодостаточность этой женщины. А также он указывает на бесценность этой женщины для блаженного Ретизанова и на свое несколько ироничное отношение к этому герою.

Зайцев ставит наивного, верящего в каких-то своих, одному ему известных «гениев» наивного Ретизанова рядом с всепонимающим и всепринимающим Христофоровым.

Нетрудно догадаться, кто из них автору более симпатичен.

Поэтому в сравнении с вдохновительницей Христофорова Вегой выражение «звезда Ретизанова» кажется нам несколько несерьёзным.

Наиболее полно отношение самого автора к голубой Веге отражается в самых последних строках романа. «Христофоров лег на землю. Долго лежал так, опьяняясь вином, имени которого не знал.

Сердце его билось нежностью и любовью, раздирающей грустью и нежностью.

Голубая бездна была над ним, с каждой минутой синея и отчетливей показывая звезды. Закат гас. Вот разглядел уж он свою небесную водительницу, стоявшую невысоко, чуть сиявшую золотисто-голубоватым светом.

Понемногу все небо наполнилось ее эфирной голубизной, сходящей на землю. Это была голубая Дева. Она наполняла собою мир, проникала дыханием стебелек зеленей, атомы воздуха. Была близка и бесконечна, видима и неуловима. В сердце своем соединяла все облики земных любвей, все прелести и печали, все мгновенное, летучее – и вечное. В ее божественном лице была всегдашняя надежда. И всегдашняя безнадежность» (4, 377-378). Альфа созвездия Лиры, голубой гигант Вега имела огромное значение не только для героев романов, повестей и рассказов Бориса Зайцева, она была очень дорога и самому прозаику. Много лет прожил он в эмиграции, сначала в Италии, затем – во Франции.

Однако, сохранив в себе глубочайшую любовь и преданность Родине, он продолжал писать только о России.

Наиболее ярко это отражается в письмах к его друзьям: «Мне хочется переучить всех французов, пусть по-русски говорят» (письмо от 31 декабря 1967 г . советскому литературоведу А. Храбровицкому) (4, 30). Вега была для Зайцева отражением Родины в далёком Париже. Он писал об этом в одной из своих коротких повестей «Звезда над Булонью»: «Я и раньше по вечерам видел её, но уверен не был – сквозь городскую муть мелких звёзд её созвездия не различить. А теперь ясно: это она ведёт золотой параллелограмм, четыре как бы сестрицы и ещё одна сбоку, все вместе Лира, шестизначное созвездие. Его альфа есть голубая звезда первой величины ** . Молодость неба, небесная дева Вега. Она ближе других и моложе, её свет в меньшее время до нас доходит, и он нежно-голубоват, в нём мир и успокоение. Я видел её в России, в счастии и беде, сквозь ветви притыкинских (Притыкино – маленькое имение в Каширском уезде, купленное отцом Зайцева, в котором писатель провёл годы Первой мировой войны и которое очень любил и часто вспоминал до конца жизни, лип и из колодца двора Лубянки. Видел её в Провансе, близ пустынного монастыря Торонэ, где в лесу сохранилась тропинка, по которой св.

Бернард ездил на осле в аббатство. В Париже я её потерял. Но вот в глухой утренний час она явилась мне вновь над Булонью» (4, 425). «Тихие блики Голубой звезды сияют над творчеством и над жизнью Бориса Константиновича. Из всех, о ком я пишу в этой книге, только ему Бог послал ясную мирную старость, окружённую любовью близких (Зайцеву довелось увидеть своих правнуков. – А. Р.). Умер он блаженно, без страданий, уже в беспамятстве, что-то напевая» (З. Шаховская)… умер 26 января 1972 г . в Париже (4, 31). Звезда Владимира Маяковского. Одним из наиболее сложных, размытых, и при этом, наверное, самым ярким мне представляется образ звезды у Владимира Маяковского (6, 52). Послушайте! Послушайте! Ведь, если звезды зажигают – Значит – это кому-нибудь нужно? Значит – кто-то хочет, чтобы они были? Значит – кто-то называет эти плевочки жемчужиной? И, надрываясь в метелях полуденной пыли, врывается к богу, боится, что опоздал, плачет, целует ему жилистую руку, просит – чтоб обязательно была звезда! – клянется – не перенесет эту беззвездную муку! А после ходит тревожный, но спокойный наружно.

Говорит кому-то: «Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!» Послушайте! Ведь, если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно? Значит – это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?! 1914 Это трогательное стихотворение бунтаря и нигилиста как ни одно другое показывает грандиозность и незаменяемость образа звезды. Оно непохоже ни на одно другое его произведение. Оно заставляет нас задуматься: разве можно себе представить абсолютно пустое, бескрайне черное ночное небо? Есть ли что-либо страшнее? Звезды здесь – это то, без чего невозможно выжить. Это опять же проявление Божьей силы, Его милосердия.

Правда, религиозный сюжет в «Послушайте!» повернут как никогда своеобразно. Поэт в свойственном ему стиле поднимает лирического героя (иначе говоря, себя) к богу. Он не опускает Бога на землю, к себе.

Маяковский не считает бога равным себе, он считает себя равным богу: бог может его понять, а лирический герой вправе прийти к нему с просьбой, вправе коснуться его, недосягаемого. Но это не значит, что Маяковский не уважает Всевышнего.

Напротив, он с ним словно с родным: он целует его руку и не стремится скрыть слез; всецело искренний с Ним, поэт не боится казаться слабым, несмотря на пройденный им сквозь «метели полуденной пыли» путь. Что же Маяковский просит у бога? Надежду… И бог дарит ему ее: рассыпает по полотну неба сверкающими капельками звезд. В виде маленьких светил, освещающих мерцающим, зыбким светом жизненный путь героя, сияет в небе та самая великая Любовь. Но и тут герой неспокоен, он спрашивает у кого-то очень близкого, пришло ли к нему успокоение… До самого сердца доходят эти слова, пронизанные болью, страхом и надеждой: «Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!» Потому что тот, кто рядом, тоже верит, что в звезде все: загадка, романтика, вдохновение, надежда, вера и любовь… В свете звезды есть жизнь, в нем – смысл.

Звезда Маяковского – образ намного более широкий, нежели Вифлеемская звезда: хотя, главным образом, он передаёт человеческую потребность людей в постоянном поддержании в них надежды, все же звезда Маяковского заключает в себе, как уже было сказано выше, идейный смысл всего человеческого существования. 3. Звезда как образ свободы в русской литературе. Все пройдет. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле.

Звезды будут так же неизменны, так же трепетны и прекрасны. Нет ни одного человека на земле, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим мира, не хотим обратить свой взгляд на них? Почему? (2, 244) М. Булгаков, «Белая гвардия» Постепенно в русской литературе – и особенно ярко это выражается в революционное время – прозаики и поэты (в первую очередь, поэты) приходят от широкого, сулящего Любовь образа звезды к более узкому - но всё такому же грандиозному - образу звезды свободы.

Революция (а также преди послереволюционная атмосфера) обнажает людей, переворачивая общественную жизнь зачастую коренным образом или же предвещая большие перемены.

Следовательно, образ свободы является отдельной главой в изучении образа небесного светила, поскольку он отражает такую эпоху в развитии русского общества, когда необходимость обращения народа к литературе возрастает наиболее остро и когда общественные настроения в произведениях литературы выражены наиболее откровенно.

Покажем в противовес словам Булгакова, что русские поэты всё же обращаются к звёздам.

Обращаются так, как могут… Звезда Пушкина.

Поэтом, сотворившим из образа звезды символ освобождения, стал Александр Сергеевич Пушкин (7, 55). К Чаадаеву. Любви, надежды, тихой славы Недолго нежил нас обман, Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман; Но в нас горит ещё желанье, Под гнётом власти роковой Нетерпеливою душой Отчизны внемлем призыванье. Мы ждем с томленьем упованья Минуты вольности святой, Как ждёт любовник молодой Минуты верного свиданья. Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы! Товарищ, верь: взойдёт она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена! 1818 Что мы видим в этих бессмертных строках? Звезда здесь - опять же заветная цель, конец тернистого пути. Вот только цель теперь четко определена – это долгожданная свобода, «минута вольности святой» (опять же тема звезды сопровождается божественным мотивом: неудивительно, ведь небо, звёздное пристанище, у нас всегда ассоциируется с чистотой и Богом), противопоставленная в яркости своего света сонному, мрачному «гнёту власти роковой». Значение этого образа выходит далеко за рамки стихотворения.

Пушкинская звезда была призвана вдохновить революционные силы на борьбу. Это та самая звезда, под которой декабристы вышли на Сенатскую площадь в самый злосчастный день 1825 года, 14 декабря.

Подобно Звезде Иисуса, она освещала их путь, стелющийся от неволи к справедливости. Хотя под её светом погибли сотни революционеров, единицы из которых были воистину великими, навсегда оставшимися в учебниках истории (М. П. Бестужев-Рюмин, П. И. Пестель, С. И. Муравьёв-Апостол, К. Ф. Рылеев и П. Г. Каховский), она озарила начало пути к раскрепощению крестьян. А это значит, что «звезда пленительного счастья» является символом обновления, зарождения новой жизни в сознании как народа, так и прогрессивно мыслящей интеллигенции.

Звезда Максима Горького.

Коротким, но оттого не менее важным, на мой взгляд, является четверостишие, автор которого - Максим Горький (3, 34). Одной из основных тем произведений Горького была судьба людей, выброшенных за борт жизни.

Любопытно то, как с помощью образа звезды писатель показывает, что и Россия давно отделилась от общего хода мирового развития… Сквозь железные решётки С неба в окна смотрят звёзды… Ах! В России даже звёзды Смотрят с неба сквозь решётки… Горький использует один из наиболее интересных в плане образности приемов – хиазм, один из разновидностей инверсии. Суть его в том, что посредством нарушения синтаксического покоя слов изменяется и структура абстрактного изображения картины.

Сначала вместе с лирическим героем мы вглядываемся в темное небо сквозь окна темницы, лирический герой – пленник, а звезды, которые он видит, уже не предмет изучения, каким мы привыкли видеть его в литературе.

Горький одухотворяет эти маленькие небесные точечки посредством приема олицетворения: он вселяет в них душу, одаряет божественной силой свободы. А затем, хотя происходит всего лишь перестановка слов в предложении, совсем иной становится картина, и мы наблюдаем явный оксюморон: нет больше лирического героя - теперь звёзды, вечный символ свободы, заточены в темницу.

Казалось бы, разве может небесное пространство находиться в неволе? Небо над Родиной Горького - может. Такое отражение в произведениях певца свободы получает русская действительность на рубеже XIX и XX веков.

Государство, в котором «даже звёзды смотрят с неба сквозь решётки»… Здесь предмет нашего изучения – звезда – не имеет практически ничего общего со звездой Иисуса Христа. Здесь звезда – отдельный одухотворённый образ. В этом произведении звезда интересует нас только лишь как символ свободы, и это говорит о том, как остро стояла для Горького проблема духовного рабства русского человека, как сильно хотелось ему передать это читателям.

Звезда Пшенина. Вот стихотворение, написанное нашим земляком, А. Пшениным. Оно посвящается всем жертвам политических репрессий, к числу которых принадлежит и сам автор (9, 7). Поражая пронизанными болью строками, он демонстрирует читателю состояние преследуемых в 30-е – 50-е годы невинных людей.

Жертвы репрессий. Мы – жертвы репрессий. Вы, кажется, так Теперь называете нас. И, судя по прессе, Рассеялся мрак И пробил положенный час. С пакетов молчанья осыпался клей И хрустнул на ваших зубах! Да только не стало, Не стало светлей В несчитанных наших гробах. Когда спозаранку стучали нам в дверь, Вонзая в рассвет голоса, Мы вместо прощанья шептали: «Не верь!», Целуя родные глаза. И капли нам в спины вколачивал дождь, И тлели распятия рам, И щурился в спину нам Бдительный вождь С портретов по красным углам. Но в лагерных буднях И в камерной мгле Мы гнали сомнений мираж, И верили свято, что нет на Земле Судьи справедливей, чем наш. Но не докричаться – кричи не кричи, Не выжить – молчи не молчи! И, бросив щиты, обнажили мечи Улыбчивые палачи.

Лучиною тлела надежда в груди, Но вновь успевала сгореть, И чёрной звездою плыла впереди Свобода По имени Смерть. Перед нами невиданный доселе образ звезды. Эта звезда так же, как и первые, открывшиеся нам в революционной поэзии, является символом свободы.

Однако впервые эта свобода достигается ценой жизни.

Лирический герой этого произведения не является бунтарем по сути своей. Здесь герой – это жертва жесточайших событий. С первых строк задаётся мотив непринятия русской власти, в ход идёт обличение русской действительности.

Вышеуказанные строки насквозь пропитаны ненавистью и бессилием, поэтому единственная звезда, которую видит поэт, – это чёрная звезда, звезда, сливающаяся с мрачностью тёмного неба. Она не освещает дорогу герою, она, скорее, поглощает свет. Это звезда жертвы, обессилевшей, угнетённой. Она символизирует ненависть, а не любовь, отчаяние, а не святость, бездну, а не путь, смерть, а не жизнь. Не случайно поэтому она противопоставлена надежде… Заключение. Итак, каковы результаты проведённого исследования? Главный вывод этой работы заключается в том, что образ звезды есть там и только там, где есть вера (разумеется, на примере произведений русской литературы). Это, как показывает наше исследование, основное условие обращения автора к образу звезды. То, насколько различны характеры приведённых произведений, указывает на то, что каждому русскому человеку свойственна вера. Вера в Иисуса Христа или в Бога как наивысшей силы, доступной человеку – это неважно, это дело выбора каждого отдельного человека. В связи с этим, начиная с мифа о Вифлеемской звезде, проходя через Пушкина, Зайцева и Маяковского, мы можем судить о родстве образа звезды и христианских мотивов в произведениях русской литературы. Ведь в первую очередь использование изучаемого нами образа объясняется его несомненным родством с мотивом Божественной воли и, несомненно, Божественной любви (!). Всё земное противопоставлено всему небесному: всё мирское противопоставлено всему божественному.

Именно поэтому я считаю образ Вифлеемской звезды основоположным для всех звезд в русской литературе. Образ звезды используется как символ веры авторами вне зависимости от времени (мирного, революционного, послевоенного) и местонахождения пишущего, т. к. звезда – символ всесущий и всеобъемлющий.

Естественно, что мотив веры не единственный затрагиваемый при обращении к образу звезды. Все добавочные значения и оттенки зависят от индивидуального авторского восприятия мира и идей, выражаемых им. Так, наиболее часто встречаемый нами мотив, сопровождающий изучаемый нами символ – мотив любви.

Любовь, выражаемая образом небесного светила, может носить как всеобъемлющий – Божественный – характер, так и простой, более распространённый в мирное время, характер любви мужчины к женщине. Такую любовь представляет собой звезда Анненского. Не забудем и то, что даже тема любви матери к сыну затронута мифом о Вифлеемской звезде теми, кто считает звезду Вифлеема покровительницей Богородицы.

Множество оттеночных значений образ звезды приобретает преимущественно в поэтических произведениях (Пушкин, Анненский, Горький, Пшенин). Это объясняется такой особенностью поэзии как рода литературы, как многозначность единого образа.

Отдельно мы можем отметить звезду как наиболее яркий символ свободы в русской литературе.

Причем это та звезда, которая может обретать различный характер: от образа небесного светила как идеала свободы, так и её антипода – Чёрной звезды, звезды смерти. Эпоха такой звезды – преимущественно революционное время. В-четвёртых, мы затронули образ звезды как символ Родины – символ наиболее трогательного мотива – мотива любви к Отечеству в повести Зайцева. Кроме того, в «Голубой звезде» и в стихотворении «Послушайте!» Маяковского мы находим звезду как символ вечно искомого нами, русскими людьми, смысла мироздания. Это перекликается также со звездой-покровительницей человеческой жизни, путеводительницей. Таким образом, мы видим, что образ звезды также всеобъемлющ, как небо над нашими головами, не одна сторона человеческой жизни покрыта мерцанием небесного светила… Почему? Чтобы ответить на этот вопрос, я хотела бы привести ещё одно стихотворение. Одним из самых ярких образов звезды стала звезда из старинного романса, исполняемого самыми знаменитыми басами России.

Музыка для него была написана на слова поэта Василия Чуевского (5, 86). Гори, гори, моя звезда, Гори, звезда приветная! Ты у меня одна заветная, Других не будет никогда.

Сойдет ли ночь на землю ясная – Звезд много блещет в небесах, Но ты одна, моя прекрасная, Горишь в отрадных мне лучах.

Звезда надежды благодатная, Звезда любви волшебных дней, Ты будешь вечно незакатная В душе тоскующей моей! Твоих лучей небесной силою Вся жизнь моя озарена. Умру ли я – ты над могилою Гори, гори, моя звезда! (1840-е – 1860-е годы) Вот она звезда, сопровождающая героя на всём его жизненном пути.

Звезда, далёкая от нашего мира, но являющаяся для нас символом того, чего у нас, может быть, нет, или того, что у нас было, но никогда не вернётся, и тем самым греющая наши земные сердца. Любая звезда в поэзии и прозе – это путеводительница, свет в конце туннеля. Образ звезды был выбран прозаиками и поэтами потому, что это наиболее загадочное и недостижимое явление природы.

Звезда необходима нам тогда, когда нам необходимо объяснение того, чему объяснение найти нельзя, когда мы стремимся найти непостижимый смысл, а такое бывает нередко, особенно у русского человека . Человеческому разуму свойственно наделять неизмеримыми возможностями то, происхождение и назначение чего мы толком не знаем. Но, какой бы облик ни обретала звезда, вне зависимости от своей формы и своего предназначения в данном произведении, звезда всегда остаётся звездой.

Глубинный смысл её всегда останется для человека наполненным одной идеей: мы живём во имя светлого, чистого и великого, и Божественной волей были подарены нашему взору звёзды, чтобы вдохновлять нас и воспитывать в нас стремление к жизни, к Любви, к бесконечному подъёму вперёд и вверх.

Список использованной литературы. 1. Баркашов А. Азбука русского националиста.

Москва, 1994. 2. Булгаков М. А. Белая гвардия / Жизнь господина де Мольера / Рассказы.

Махачкала: Дагестанское книжное издательство, 1987. 3. Горький М. Тюрьма / рассказ. Санкт-Петербург: Книга, 1910. 4. Зайцев Б. К. Голубая звезда: Повести и рассказы. Из воспоминаний / Сост., предисл. и коммент.

Александра Романенко.

Москва: Московский рабочий, 1989. 5. Лепин И. (составитель) Слова для музыки / русская песенная поэзия. Пермь: Пермское книжное издательство, 1991. 6. Маяковский В. В. Сочинения в двух томах / том первый.

Москва: Правда, 1987. 7. Пушкин А. С. Стихотворения. Пермь: Пермское книжное издательство, 1987 8. Серафим Слободской Закон Божий. Санкт-Петербург, 1997. 9. Суслов А. (ответственный за выпуск), Гашева Н. (редактор-составитель) Годы террора: Книга памяти жертв политических репрессий // Часть вторая.